|
|||
|
|||
У К Р Ы Т И ЕПроект арт-группы "Стронций-90"_________________________________________________________________________________ ЧЕРНОБЫЛЬ. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ...В рамках проекта "Чернобыль. Между прошлым и будущим" арт-группа "Стронций-90" представляет одного из участников группы, человека с необычной судьбой - художника Алексея Бреуса. 26 апреля 1986 года, в день взрыва реактора на Чернобыльской АЭС, ему довелось провести долгие часы в еще не остывшем эпицентре самой тяжелой в мире ядерной катастрофы - внутри разрушенного четвертого блока ЧАЭС. За смелые и решительные действия в сложной радиационной обстановке он награжден медалью "За трудовую доблесть". Алексей Бреус пришел на блок сам, не по принуждению и совершенно осознанно. Пришел не ради подвига и не за наградами, не за пятикратной зарплатой, которой тогда еще попросту не было. По его словам, быть в тот день на блоке - было его обязанностью, работой, так же, как это было работой для его друзей. Чернобыль так распорядился, что это были его последние рабочие дни в качестве оператора атомной станции. И ему, как и его товарищам, сегодня нечего стыдиться. Они остались профессионалами даже в условиях, когда их рабочее место превратилось в ад. Они не дрогнули, не побежали. Они вышли навстречу опасности не только по долгу службы, но и по велению сердца! Практически все, с кем Алексею Бреусу пришлось быть на разрушенном блоке, перенесли острую лучевую болезнь разной степени тяжести. Для многих операторов несколько часов, проведенных на блоке, стоили жизни. Газета "Комсомольская правда" писала, что Алексей Бреус перенес лучевую болезнь "на ногах". У него нет этого страшного диагноза, хотя он получил дозу облучения в 120 бэр, что в шестьдесят раз превышает разрешенную годовую дозу для атомщиков. Возможно, из-за этого, через месяц-другой после катастрофы, при встрече с ним некоторые знакомые искренне удивлялись тому, что он остался жив, другие рассказывали, что наслышаны о том, как его выносили из блока или же как он сам едва живой покидал разрушенный блок. Но Алексей Бреус выстоял, и с блока ушел самостоятельно, без чьей-либо помощи. Он покинул аварийный блок одним из последних. После его смены фактически закончилась кратковременная, но очень дорого стоившая фаза ликвидации аварии, и началась многолетняя фаза ликвидации последствий аварии, которая не закончилась и по сей день. Предлагаем Вашему вниманию пока не опубликованные воспоминания Алексея Бреуса, записанные им в первое время после катастрофы и дополненные в последующие годы. Технические подробности в этих записях ничуть не заслоняют благородства, отваги и великой силы духа тех, кто первым противостоял ядерной стихии, пытаясь собой прикрыть от беды других. Тогда они еще не знали, что встали на защиту всего человечества. Художники арт-группы "Стронций-90".
Предлагаемое ниже описание событий нескольких дней апреля 1986 года основано на содержании маршрутного листа, составленного бывшим оператором Чернобыльской АЭС Алексеем БРЕУСОМ в 1991 году с использованием более ранних личных записей. Основной задачей маршрутного листа является отображение хронологии всех действий и перемещений работника во время аварийных работ после Чернобыльской катастрофы. На основе этих данных представляется возможным рассчитать или оценить дозу облучения, полученную работником во время таких работ на Чернобыльской АЭС и в Чернобыльской зоне. Для расчета полученных доз используются данные о мощности дозы в помещениях Чернобыльской АЭС и на промышленной площадке в первые часы и дни после аварии, составленные по результатам дозиметрических измерений, проведенных в то время. На основе таких данных были составлены дозиметрические карты для помещений ЧАЭС, в частности, четвертого блока. Маршрутные листы составлялись по инициативе администрации ЧАЭС или самих работников в тех случаях, когда определить дозу облучения с помощью средств индивидуального дозиметрического контроля было невозможно. Например, 26 апреля 1986 года персонал ночной и утренней смен в основном использовал фотокассеты ИФКУ, не предназначенные для фиксирования больших доз облучения. Фотопленка в такой кассете, собственно и являющаяся индикатором дозы, полностью засвечивается при дозе около 4 бэр. Очевидно, что индивидуальные дозы облучения персонала Чернобыльской АЭС в первые часы после аварии были в десятки и сотни раз выше. Структура изложения действий в маршрутном листе:
Ядерный хронометраж Алексея БреусаФ.И.О: БРЕУС Алексей Алексеевич Адрес в Припяти: ул. Спортивная, 17-а, кв. № 74.
На Чернобыльской АЭС - с июня 1982 года. Работал в должности инженера оперативной группы - на рабочих местах оператора установки подавления активности (УПАК) и оператора реакторного отделения (оператор ГЦН), затем - куратором от ЧАЭС на монтаже реактора и оборудования четвертого блока (курирование и приемка работы монтажных и наладочных организаций), после пуска четвертого блока работал инженером управления блоком №4 (ИУБ), затем - старшим инженером управления блоком №4 (СИУБ). Место работы на 26 апреля 1986 года: Чернобыльская АЭС, старший инженер управления блоком № 4, табельный № 0230. 26 апреля 1986 годаС 0:00 часов до 6:55 утра был дома, в Припяти. В момент аварии спал в своей квартире. Взрыва, шума или чего-то подобного не слышал, хотя окна квартиры выходят в сторону ЧАЕС и из них хорошо видны энергоблоки. Через несколько лет узнал, что моего соседа - пожарного, лейтенанта Петра Хмеля (перенес ОЛБ-2 - острую лучевую болезнь 2-ой степени), ночью разбудили и забрали на четвертый блок, но шума в коридоре тоже не слышал. Спал. К 7 часам утра подошел к автобусной остановке напротив бассейна "Лазурный", откуда должен был уехать на работу на ЧАЭС. На работу выходил в соответствии с действовавшим в то время графиком сменной работы - у меня был первый их трех рабочих дней после двух выходных (работал во второй смене, или смене "Б-2"). На остановке было очень много людей. Подумал, что с автобусами какая-то задержка. Не доходя до остановки, на другой стороне улицы увидел "дежурку" - дежурный автобус начальника смены станции. Начальник смены турбинного цеха (НСТЦ) В.Г. Усенко позвал меня к "дежурке", и я сел в нее, радуясь тому, что не придется ехать в забитом автобусе, которого все еще нет. Сразу после этого "дежурка" поехала на станцию. 7:00-7:15 Подъезжая к ОРУ, увидел из автобуса разрушенный блок и таким образом узнал об аварии. До этого никто ничего мне не говорил об аварии, в автобусе почти не разговаривали. Впервые в жизни ощутил, что означают слова "волосы встают дыбом". Вид разрушенного блока навел на мысль о многочисленных жертвах под развалом, подумалось о "братской могиле". Появилось недоумение: зачем нас сюда привезли, что здесь еще можно делать? В автобусе кроме меня ехали: С.В. Камышный (ОЛБ-2), В.Г. Усенко (ОЛБ-2), В. Добрынин (ОЛБ-2), В.Г. Ковалев (ОЛБ-2), А.И. Бибиков (ОЛБ-2), А.Г. Бакаев (ОЛБ-1), А.Ф. Колядин, Г. Каюда, А. Радько и еще пара человек, не помню - кто именно. 7:20 Охранник на КПП-2, светловолосый прапорщик, одетый в прорезиненный общевойсковой защитный комплект (ОЗК), удивился нашему приезду и сказал, что через КПП-2 уже никого не пускают. Он пропустил нас на территорию АЭС только после разрешения начальника караула, с которым созванивался по телефону. Через КПП-2 прошли вместе - кроме меня были: В.Г. Ковалев, А.И. Бибиков, С.В. Камышный, В. Добрынин (все - ОЛБ-2), А.Г. Бакаев (ОЛБ-1). 7:25 Проходя по территории АЭС, изучал развал четвертого блока, расположенный практически передо мной. Из развала поднимался легкий, едва заметный то ли пар, то ли дым. Хорошо были видны обнажившиеся блестящие стояки пароводяных коммуникаций (стояки ПВК - это трубы, по которым вода выходит из реактора), они были расположены, как и положено, вертикально (очень хорошо это помню), а если и были наклонены, то на меня или от меня - так, что для меня этот наклон не был заметен. Были видны желтые двигатели главных циркуляционных насосов (ГЦН - качают воду через реактор), так как стен, за которыми они стоят, уже не было. Один из двигателей, как мне показалось, немного наклонился. Барабаны-сепараторы (емкости для охлаждающей воды реактора) также оказались видны. Они были ниже стояков ПВК, т.е. ниже верхней части реактора - так называемой схемы "Е", или "крышки" реактора (устоявшееся название этой конструкции - "Елена"). Поэтому я решил, что барабаны-сепараторы, из которых вода должна поступать в реактор, провалились ниже реактора, а значит, реактор хоть на время - до включения аварийной подачи воды в него - мог оставаться без охлаждения и поэтому мог быть поврежден (как узнал через год или два, расположение схемы "Е" и барабанов-сепараторов было совсем другим: это наоборот, барабаны-сепараторы остались на своем месте, а "Елена" вместе с установленными на ней стояками ПВК оказалась выше барабанов-сепараторов - она поднялась во время взрыва). Было очевидным, что коммуникации сильно повреждены, реактор тоже наверняка поврежден, но, видимо, не разрушен, и в него подается вода. Понял, что именно для этого я здесь: требование "обеспечить подачу воды в реактор в любом режиме" было записано не только в эксплуатационных инструкциях по моему оборудованию, но даже в моей должностной инструкции, несмотря на то, что это был не технический, а административный документ, определяющий требования к моей подготовке, объем необходимых знаний, периодичность экзаменов, медицинских проверок, закрепленное оборудование, взаимоотношения с начальством и подчиненными и т.п. "Задним числом" можно, конечно, рассуждать о необходимости или нецелесообразности подачи воды в реактор в той ситуации. Сейчас, спустя годы после катастрофы, считаю, что это все же нужно было делать. Персонал ЧАЭС обвинили в ряде нарушений, которые якобы и привели к взрыву. Если бы мы 26 апреля 1986 года не пытались подавать воду к реактору, то персонал обвинили бы еще в одном нарушении. Наверняка! Справа, сверху развала падал большой поток воды, разбиваясь о битые бетонные плиты, что подтверждало мое предположение о том, что вода на блок подается, а значит, есть надежда, что реактор не разрушен. Поэтому решил, что черные куски на земле размером с кулак - это, видимо, закопченный бетон, но никак не думал, что это могут быть обломки графита из реактора, как потом утверждали другие. Был ли это графит - не знаю до сих пор, но валявшиеся на моем пути куски, действительно, были похожи на обломки графитовых блоков. Надо признаться, надо мной довлел тот факт, что мы, приехавшие утром на разрушенный блок, зачем-то здесь нужны: раз уж нас сюда привезли, значит, что-то еще можно сделать, не все потеряно, и еще есть надежда. Возможно, из-за этого обстоятельства, вопреки некоторым фактам и догадкам, никак не хотелось соглашаться с тем, что реактор полностью разрушен. Вместо этого искались аргументы в подтверждение того, что на реактор еще можно воздействовать и подавить исходившую от него опасность. 7:30. После переодевания в санпропускнике в белую униформу вошел в зону строго режима, взял свою фотокассету индивидуального дозиметрического контроля, одел ее, как и положено, на пуговицу на груди. По коридору на отметке +9 м (так называемый "золотой" коридор, проходящий через все четыре блока ЧАЭС примерно на уровне третьего этажа, т.е. на высоте 9 м) пошел в сторону четвертого блока. Из санпропускника к четвертому блоку шел вместе с А.Г. Бакаевым (ОЛБ-1). Перед четвертым блоком зашел на щит систем радиационного контроля - ЩСРК (самостоятельное решение). На ЩСРК мне ответили, что БЩУ-4 не разрушен и туда можно пройти. Мне дали респиратор "Лепесток - 200", и я надел его. В коридоре по пути к БЩУ-4 был небольшой завал - только в одном месте, что меня удивило: внутри сильно разрушенного блока, каким я его видел снаружи, оставались почти неповрежденные проходы и совсем целые помещения! 7:30-8:00 Старший инженер управления турбинами (СИУТ) А.И Черанев (ОЛБ-1), которого привезли на блок еще ночью, сообщил мне, что на БЩУ-4 мощность дозы составляет 800 микро-Рентген в секунду (мкР/сек), а максимальный уровень был возле лужи позади рабочего места старшего инженера управления реактором (СИУР), где немного обвалилась облицовка с потолка. Я сразу оценил, что 800 мкР/сек - это ровно в 1000 (тысячу!) раз больше предельно-допустимой величины, установленной тогдашними нормами для персонала АЭС (теперешние украинские нормы - более жесткие). Оценил также, что мощность дозы в 800 мкР/сек приведет за час к облучению дозой около трех Рентген, но более детально рассчитывать свою дозу не пытался, и не было на это времени. В дальнейшем делал лишь качественную оценку уровня радиации и только предположительно: "терпимо", "много", "очень много". Дозиметриста не было. На БЩУ-4 были (не одновременно) М.У. Гашимов, В.А. Бабичев, В.А. Орлов, А.Г. Усков, В.Г. Смагин (все - ОЛБ-2), А.Ф. Акимов и Л.Ф. Топтунов (ОЛБ-4, оба умерли от переоблучения), А.И. Черанев (ОЛБ-1) и другие (из-за респираторов на лицах не всех мог узнать). 8:00. Схема 1: 
В помещении 714/2 мы открывали вручную задвижки подачи охлаждающей (питательной) воды в реактор снизу через систему аварийного охлаждения реактора (САОР). Из-за тугого хода задвижки поддавались плохо. Но расход через них был, о чем можно было судить по периодическим (через 5-10 сек) хлопкам обратного клапана. 8:10 Схема 2:
8:30 - 8:35 С 8:35 до 11:45 находился на БЩУ-4, в основном около своего пульта (пульта СИУБа) и около стола НСБ (см. схему 3). Схема 3:
 (плотность пятен на схеме примерно соответствует
времени нахождения в этих
местах; в местах, отмеченных более темными пятнами, я находился дольше) Около 8:40 высказал В.Г. Смагину - моему непосредственному начальнику на блоке - сомнения в целесообразности подачи воды в реактор, так как видел, что барабаны-сепараторы - ниже "пятака" (верхней части реактора). Выяснилось, что он этого не видел, так как на станцию проходил с другой стороны - через АБК-1. После этого В.Г. Смагин ходил на резервный пульт управления (РПУ), откуда просматривалась часть развала. Он видел падающий поток воды от поврежденного пожарного трубопровода - дал команду на береговую насосную станцию (БНС) отключить пожарные насосы, после этого течь воды прекратилась. Находясь на БЩУ-4, заполнял свой оперативный журнал. Когда записывал время действий и посмотрел на часы, то очень удивился, что на часах всего около девяти утра. По моему внутреннему восприятию времени мне казалось, что уже около двух-трех часов дня! В целом было ощущение, чем-то похожее на эйфорию, готовность сделать все, что потребуется, хотя и не было уверенности в эффективности выполняемых действий. В это время и позже осуществлялась подача воды к реактору из деаэратора (основная емкость с водой в турбинном отделении) с помощью аварийного питательного насоса (АПН), который был включен еще ночью, до моего прихода на блок. Ход выполнения этой операции периодически контролировал начальник смены станции (НСС) Н.В. Бекешко (справлялся по телефону). Находясь на БЩУ-4, я также отключал ненужное оборудование, остававшееся в работе с ночной смены (в частности, насосы охлаждения системы управления и защиты реактора - НС, НСОС и др.), также отключил насосы аварийного охлаждения аварийной и неаварийной половин реактора (НОАП и НОНП), так как в результате осмотра полуразрушенных помещений реакторного цеха выяснилось, что электрические кабеля и трубопроводы этих насосов оборваны. В эти помещения ходили, как мне помнится, начальник смены реакторного цеха С.В. Камышный (ОЛБ-2) и оператор реакторного цеха А.Н. Зеленцов (ОЛБ-1), которые затем заходили на БЩУ-4 и сообщили об этом. В это время совместными усилиями операторов предпринимались также попытки отсечь группу деаэраторов для уменьшения потерь воды через поврежденный трубопровод на питательном насосе, так как поврежденный участок можно было отключить только вместе с половиной деаэраторных баков. Трубопровод был поврежден ночью из-за падения на него бетонной плиты с кровли турбинного зала. Около 10 часов у НСБ В.Г. Смагина и НСТЦ В.Г. Усенко (оба - ОЛБ-2) заметно ухудшилось самочувствие, началась рвота, из-за чего они выбегали за дверь в помещение левого неоперативного БЩУ. Через некоторое время НСРЦ С.В. Камышный (ОЛБ-2) принес воинскую аптечку (оранжевая коробочка), из которой дал В.Г. Смагину и мне противорвотные таблетки, и мы их приняли. У меня к тому времени была легкая тошнота, но рвоты не было. После приема таблеток тошнота прошла. Военные пилюли, призванные сохранить, во что бы то ни стало, боеспособность личного состава в условиях радиационного поражения, таки действуют! Как мне помнится, в 10:04 из-за затопления водой и, как следствие, аварийного отключения электрических секций, от которых осуществляется электроснабжение основного оборудования четвертого блока, автоматически включились два из трех дизель-генератора, третий я запустил ключом с панелей безопасности на БЩУ-4. На одном из трех дизель-генераторов при запуске порвался трубопровод горючего диаметром 80 мм, из-за чего возникла течь и опасность пожара. Локализацией течи занимался машинист дизель-генераторной станции (расположена в стороне от блока, в отдельном здании). После отключения электрических секций остановились также насосы, подававшие воду из баков чистого конденсата в деаэраторы, так как эти насосы не запитаны от дизель-генераторов. Поэтому подача воды в деаэраторы прекратилась, уровень воды в них быстро снизился, и мне пришлось отключить аварийный питательный насос (АПН), который берет воду из деаэраторов. Т.е. подача воды к реактору была прекращена (пишу "к реактору" а не "в реактор", так как уверенности в том, что вода доходит до реактора, у меня не было). Сразу же после отключения аварийного питательного насоса на БЩУ-4 позвонил главный инженер ЧАЭС Н.М. Фомин и спросил, что произошло, так как, по его словам, резко увеличилось дымление из реактора (с Н.М. Фоминым по телефону говорил М.У. Гашимов). Это может служить косвенным подтверждением того, что часть воды до реактора все-таки доходила. С БЩУ наблюдать за развалом было невозможно, так как помещение БЩУ, так же как и соседние с ним помещения, не имеет окон. Примерно в 11 часов НСБ В.Г. Смагин отдал команду "Всем покинуть четвертый блок!". Позже В.Г. Смагин получил "Орден Ленина" - самую высокую награду Советского Союза. Не знаю, что написано в наградных документах к ордену, но только за одну эту команду ему уже можно было вручать самые высокие награды. Признать бесполезность своих действий в той ситуации было сложнее, чем продолжать действия "по инструкциям". По распоряжению В.Г. Смагина я остался вместе с ним на БЩУ-4. Этого требовала инструкция по действиям в чрезвычайных радиационных обстоятельствах. Инструкция была с грифом секретности и не входила в число документов, которые я, как старший инженер управления блоком (СИУБ), должен знать. Но ее требования знал начальник смены блока (НСБ) В.Г.Смагин: на блоке при необходимости должны оставаться два наивысших по рангу оператора, т.е. НСБ и второе после него лицо на блоке - СИУБ, который имеет право и обязан заменить начальника смены блока в случае необходимости. Некоторое время мы были на БЩУ-4 вдвоем. А до того там были (не одновременно) М.У. Гашимов, В.А. Бабичев, А.И. Бибиков, В.Г. Ковалев, Б.Г. Усенко. В. Добрынин С.В. Камышный (все - ОЛБ-2), А.И. Черанев, Н.В. Кориков, А.Н.Зеленцов (все - ОЛБ -1) и другие. 11:45 11:55 Позвонил с БЩУ-3 В.Г. Смагину на БЩУ-4, где он остался один в плохом самочувствии. Звонил несколько раз, но никто на мои звонки не ответил. Учитывая плохое состояние В.Г. Смагина, решил пойти к нему (самостоятельное решение), о чем сообщил начальнику смены третьего блока В.С. Минину. 12:00 12:10 В.Г. Смагин передал мне черновой журнал начальника смены блока №4 и распорядился записывать в него все мои действия (оперативный журнал НСБ-4 ему при приемке смены утром не был передан, так как был кем-то изъят еще ночью, вроде бы заместителем главного инженера ЧАЭС А.С. Дятловым (ОЛБ-3), который ночью 26 апреля руководил проведением испытаний на 4 блоке). У меня был также свой журнал - оперативный журнал старшего инженера управления блоком, в который я с утра записывал свои действия. Получил команду от начальника смены очереди В.А. Бабичева (ОЛБ-2) подавать в деаэраторы воду из баков чистого конденсата (БЧК, находятся на промплощадке, около здания блока), которые к тому времени усилиями В.А. Бабичева были заполнены технической водой (из пруда-охладителя) с помощью пожарных рукавов. 12:40-12:45 К тому времени около щита СРК уже был организован санитарный шлюз, и дежуривший там, кажется, Г. Красножен (начальник службы радиационной безопасности), отказался меня пропустить, так как получил распоряжение никого не пускать на четвертый блок. 12:45 12:50-12:55 12:55-13:05 13:05-13:10 13:10-13:30 15:30-13:35 13:35-13:45 В помещении пульта управления четвертого блока никого кроме меня не было. Страха совершенно не было, так же, как не было уже ощущения опасности. Было очень тихо, не было привычного гула работающего оборудования, был слышен каждый звук от моих движений, особенно от шагов в хрустящих пластиковых бахилах, и это обостряло ощущение непривычной тишины на блоке - до мороза по коже. Нахлынуло очень острое чувство досады, с давящим комом у горла. Наверное, чтоб не оказаться во власти этого чувства, ударил кулаком по столу, возле которого стоял (стол НСБ). После такой "разрядки" переждал минуту, опершись руками о стол. Успокоившись, вышел в "золотой" коридор. 13:45-13:50 15:50-14:20 14:20-14:25 14:25-14:35 14:35-14:40 14:40-15:00 15:00-15:05 15:05-15:15 15:15-15:20 15:20-15:30 15:50-15:35 15:35-15:55 Честно говоря, мне казалась весьма сомнительной идея включать насос и подавать воду в реактор после того, как реактор долго оставался без воды. Наверняка, похожие мысли были и у других операторов, но в то время был настрой хоть что-то предпринимать. Видимо, это тот самый случай, когда утопающий хватается даже за соломинку… Со своего пульта (пульта СИУБа) ключом пытался включить АПН, но насос не запустился: из машинного зала был слышен лишь кратковременный звук разворачивающегося электродвигателя, который сопровождался броском показаний амперметра, затем указатель амперметра (световой "зайчик") установился на нуле. Т.е. АПН не запустился. Остальные два АПН были повреждены сразу после взрыва упавшими с крыши бетонными плитами, поэтому ни один из аварийных питательных насосов включить было невозможно. Доложил начальнику смены станции Н.В. Бекешко. 15:55-16:00 16:00 Вышел с БЩУ-3 в коридор +9 м и пошел в сторону АБК-2. В санпропускнике АБК-2 (на 2 этаже) забрал из своего шкафчика личную одежду и, сложив ее в целлофановый пакет, перешел по "золотому" коридору в санпропускник на АБК-1 (по распоряжению НСС Бекешко выходить со станции надо было уже только через АБК-1 и КПП-1). Несколько раз мылся под душем, но правую ладонь и переднюю поверхность бедер отмыть так и не удалось (судя по сигнализации установки контроля радиационного загрязнения тела "РУСИ" в санпропускнике АБК-1). Переоделся в свою одежду и вышел в фойе АБК-1. Дозиметриста там не было, поэтому загрязнение личной одежды, в которой я утром был на территории АЭС неподалеку от разрушенного блока, не проверялось. 17:00 После 17:20 На почте отправил телеграмму жене в Ленинград, чтобы она отменила запланированный на майские праздники приезд в Припять. Вместе с ней собиралась приехать ее подруга - к Л.Топтунову (ОЛБ-4), с которым познакомилась на нашей свадьбе в Припяти в 1985 году. Еще на АБК-1 слышал от кого-то, что мощность дозы в городе - от 2 до 4 мкР/сек. 27 апреля 1986 года7:00 От остановки напротив бассейна "Лазурный" выехал на автобусе на станцию. Приехал на АБК-1. Маршрут не помню. На работу вышел в соответствии с действовавшим в то время графиком сменной работы, который пока никто не изменял и не отменял. до 12:00 По распоряжению начальника турбинного цеха Л.А. Хоронжука находился на АБК-1 в комнате инженерно-технических работников (ИТР) турбинного цеха. Там были Н.Мягков (ОЛБ-2), А. Радько и другие. 12:00-16:00 На БЩУ-3 кроме меня был начальник смены блока К.Фащевский. 16:00 Вышел в фойе АБК-1. После проверки дозиметристом загрязнения моей личной одежды, вернулся в санпропускник для ее замены на чистую. Снял джемпер, рубаху и туфли, джинсы оставил на себе (в этой же одежде был на ЧАЭС 26 апреля). В санпропускнике получил черные ботинки с заклепками (спецобувь) и синюю куртку "х/б" (спецодежда), которую одел на голое тело. 16:40 16:50 На улице Ленина было очень много пустых автобусов, стоящих колонной один за другим - автобусы остались лишними после эвакуации населения Припяти, проведенной в этот день. По пути встретил Л.М. Кана, В.И. Гоймана. Оперативный персонал ЧАЭС не эвакуировали и оставляли в городе до особого указания; советовали "кучковаться", жить не по одному. Вечером был в столовой "Олимпия", дома, в третьем микрорайоне. 28 апреля 1986 годаДо 13 часов находился на АБК-1 - по распоряжению начальника турбинного цеха Л.А.Хоронжука или его заместителя В.Г.Химача. 13:00-15:00 15:00-16:00 16:30 Вечером был дома, на почте (30 - 40 минут), на ул. Героев Сталинграда (около часа), дома. На почте, которая больше не работала, большой стол в зале был завален телеграммами, в основном от эвакуированных семей, которые сообщали оставшимся в городе операторам о месте своего нахождения. Помогал кому-то из знакомых найти в ворохе на столе телеграмму от его семьи. Однако, были телеграммы не только от эвакуированных. Я нашел телеграмму от своей жены, которая сообщала, что билеты уже куплены, и она таки приедет в Припять. В другой телеграмме один из моих коллег, получивших большую дозу облучения, писал из больницы в Москве своей жене, чтобы она не уезжала из города на машине, так как коробка передач не в порядке… 29 апреля 1986 года01:00 ночи 01:30 01:45 03:10 04:10 После этого на блоках Чернобыльской АЭС я не работал. Хотя, в соответствии с действовавшими в то время постановлениями правительства, в течение некоторого периода, необходимого для поиска новой работы, я все еще числился в должности старшего инженера управления блоком (без получения зарплаты). С учетом полученной мной повышенной дозы облучения, за мной также сохранялись некоторые льготы относительно исчисления трудового стажа.
1. Ф.И.О., дата рождения:
2. Место работы, должность на 26.04.86 г. 3. Как Вы узнали об аварии?
4. Применяли ли Вы средства защиты органов дыхания, с какого времени?
5. Были ли получены Вами травмы, ожоги и т. п., при каких работах?
6. Когда и где была проведена санитарная обработка?
7. Когда и где вы заменили спецодежду?
8. Оказывалась ли Вам квалифицированная медицинская помощь, где?
9. Выводились ли Вы и на какое время из зоны ионизирующих излучений по медицинским противопоказаниям? С каким диагнозом?
10. Определяли ли Вам дозу облучения по крови, где и когда?
11. Как оформлялось разрешение на проведение работ с получением повышенных доз? Фиксировалось ли это в документации? Спрашивалось ли Ваше согласие? Кто обеспечивал Вам радиационную безопасность и каким образом?
12. Имеете ли Вы акт о несчастном случае на производстве по форме "Н-1"?
Социально-экологическое объединение независимых художников "Стронций-90"
|
|||
|
|
|||
|
Copyright Sr-90 Art Group, e-mail: tralfven@mail.ru |
Образование - высшее. В 1982 году закончил Московское высшее техническое училище (ныне - университет) им. Н.Э.Баумана по специальности 311 - ядерные энергетические установки (кафедра академика Н.А. Доллежаля, главного конструктора реакторов чернобыльского типа РБМК-1000).